К юбилею Гоголя «Тараса Бульбу» превратили в идеологическое оружие
Россия и Украина на пороге нового витка затянувшейся войны. Спор, у кого больше прав на писателя Гоголя, в год его 200-летия вышел на государственный уровень. Фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба» - премьера на этой неделе - доказывает: у России. Хотя доказывать это - ломиться в открытую дверь. Патриотичнее было бы сделать действительно хороший фильм по Гоголю, чтобы новая публика, плохо знакомая с его творчеством, ощутила вкус его фантастической прозы. После «Бульбы» она скорее сочтет Гоголя пафосным политиком-пропагандистом, которому место в ветхих хрестоматиях.Эстетика фильма. Первое впечатление от «Бульбы» - скучно и старомодно. Впрочем, старое кино, в том числе и российское, всегда было сильно в исторических жанрах. «Александр Невский» и «Иван Грозный» до сих пор кажутся киноавангардом. Пожалуй, главный эстетический недостаток «Тараса Бульбы» - стилистическая незамысловатость. Фильм не передал стилистику былинного эпоса, свойственную гоголевскому «Бульбе», в котором на руках у Тараса повисает «мал не тридцать человек» врагов и «миллион народа в одно время» вздрагивает в ответ на легендарное тарасовское «Слышу!», когда пытают его сына Остапа. «Тарас Бульба» считается единственным примером гомеровского эпоса в русской литературе. На экране всего этого нет.
Режиссер Бортко гордится тем, что в массовке было занято до 1000 человек, что для фильма пошили 2000 исторических костюмов. Хвастливо заявляет, что батальные сцены «Александра» Оливера Стоуна отдыхают. На самом деле не отдыхают ни «Александр», ни «Троя», ни «Гладиатор», в которых тоже много несуразиц, ни даже российский фильм «1612». Баталии в «Бульбе», при всех обещаниях «невиданного», сняты, за редким исключением, на крупных планах, которые делают незаметной неряшливость в деталях. И напоминают о такой кинохалтуре наших новейших времен, как «Ермак» или «Александр. Невская битва».
Когда же дело доходит до отсутствующих у Гоголя любовных сцен, то и вовсе - выноси покойников. Новая публика, может быть, и не знает Гоголя, но понимает, что показывать оголенную женскую грудь сквозь матовые фильтры - дедушкин штамп. В итоге любовные контакты между младшим сыном Тараса Бульбы Андрием и прекрасной панянкой вызывают совсем не ту реакцию, на какую рассчитывал Бортко. «Ты видел меня?» - с польским акцентом вскрикивает панянка, обнажившая, как положено, грудь перед зеркалом как раз в тот момент, когда к окну приник хлопец-бурсак. «А то! Мы все тебя видели!» - раздалось на весь зал на предпросмотре. Зал повалился от хохота.
Переделка повести. Возникает ощущение, что режиссеру Бортко батальные и эротические сцены были нужны лишь для привлечения зрителя. Другое дело, повторим, удастся ли это. Но главным для Бортко, видимо, было особое идеологическое послание. Ради него он несколько подправил повесть Гоголя.
Изменения принципиальные. Переделан зачин повести: фильм начинается не с «А поворотись, сынку! Цур тебе, какой ты смешной!», а сразу с войны, с речи Тараса об особом, небывалом в мире русском товариществе, обращенной к воинству перед битвой.
Придумано, будто после отъезда Тараса и его сыновей Остапа и Андрия в Запорожскую Сечь ляхи разорили его хутор, истребили весь его полк и убили его жену. Облепленный мухами труп жены последние выжившие однополчане доставляют непосредственно в Сечь к Тарасу - Богдан Ступка старательно изображает скорбь и гнев. Это притом что в личном полку Тараса, по Гоголю, от начала до конца повести остается до 4000 особо закаленных рубак-козаков. Таким образом, в фильме, в отличие от повести, у Тараса есть личный благородный мотив для кровавой мести полякам.
Подробно и натуралистично - режиссеру Алексею Балабанову и не снилось - показаны пытки козаков на площади в Варшаве. Гоголь говорит про пытки так: «Не будем смущать читателя картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя человечества». Но Бортко решил, что зритель должен проникнуться истинной ненавистью к зверю-врагу. Этот враг еще и нехристь, даром что поляки тоже христиане: перед пытками палач злобно сдирает крест с шеи Остапа.
Никаких кровавых злодеяний Тарас и его полк в фильме в отместку не совершают. Они отважны и благородны. Хотя у Гоголя описано, как они сжигают заживо женщин и младенцев в польских костелах, жидов (так у Гоголя), и все злодеяния поляков кажутся после этого жестокостью избалованного дитяти по отношению к разломанной игрушке.
Идеология. Замысел экранизации «Тараса Бульбы» очевиден: это фильм во славу русской земли, русского народа и русского оружия. Запорожская Сечь по фильму - тоже часть истории и культуры именно России. Понятно, что в современных идеологических и пропагандистских битвах, предвидеть которые Гоголь не мог, Сечь - одна из ключевых точек противостояния. То, что Сечь в фильме русская, вероятно, возмутит патриотов украинских кровей, которые считают запорожцев, но более поздних, XVIII века, пошедших вслед за Мазепой на службу к шведскому королю Карлу XII, - первыми жертвами борьбы с Россией за украинскую самостийность.
Какой нации были на самом деле описанные у Гоголя козаки - вопрос сложный, ничего, кроме споров, не порождающий. Скорее всего, в них перемешалось множество кровей. Вероятно, их язык изначально не слишком отличался от языка соседей - казаков донских (тут пишем через «а»), которых считают русскими. Но дело не в том, прав или нет Бортко, объявляя русскими запорожцев. Гоголь их тоже считает русскими. Дело в том, что его фильм, несмотря на гоголевские монологи и диалоги, чем дальше, тем больше выглядит чисто пропагандистским. Теоретической базой для нового воссоединения России с родственными ей частями Украины.
Удивительное дело: оказывается, если живой сочный классический литературный текст использовать с пропагандистскими целями, то он и начинает выглядеть пропагандистским.
Когда Гоголь писал «Бульбу», он не отвечал на вопрос, из чьей истории его сочинение - украинской или русской, он за Россию или Украину? Фильм же на этот вопрос отвечает. Гоголь не писал повесть, способную расколоть нации, - фильм способен их расколоть. Повесть Гоголя не ксенофобская. Она о времени и характерах, которых больше нет и никогда не будет. Фильм Бортко - ксенофобский. В нем аккуратно сглажена только антисемитская тема. Еврей Янкель в исполнении Сергея Дрейдена - персонаж безусловно положительный. Зато тема польских мерзостей усилена стократно.
И чистенькая сытенькая Польша с ее презрительным отношением к восточным соседям-«варварам» безусловно ассоциируется в фильме с Европой вообще, в том числе, надо полагать, и с сегодняшней. Поляки в фильме кичатся своей цивилизованностью, а на деле водят своих девушек, как на шоу, на публичное изжаривание пленных запорожцев.
Не факт, однако, что новая молодая публика оценит пропагандистский пафос фильма и воспримет разгульную орду запорожцев как своих родственников. Поляки в фильме все молодые, красивые, в нарядных шлемах и одеждах. Запорожцы - старые, грязные, страшные. Почему у них такие жуткие лица? Так ведь русские - пьют.
Юрий Гладильщиков, Русский Newsweek №14 (236)
Сайт журнала Русский Newsweek
К сожалению, это последняя статья Юрия в этом журнале.
Следить за дальнейшими публикациями Юрия можно у него в ЖЖ
ЖЖ Юрия Гладильщикова